У каждого свой путь в Харад - Страница 177

177

Теперь, когда перевал стал непроходимым, а надежда на то, что удматорская армия будет разбита подоспевшими союзниками, таяла, тем, кто не хотел участвовать в войне, приходилось пересекать территорию Потлова. Того самого государства, которое не пришло на помощь их стране.

Беженцев в Потлове не любили. Бегущие из Озерного края редко решались надолго остановиться там. А уж конечной целью и своим пристанищем признать, на это нужна была либо глупая отвага, либо крайнее отчаяние.

Может, оттого и не любили в Потлове таких вынужденных переселенцев? Именно потому, что из всей массы у них оседали либо зарвавшиеся глупцы, либо обнищавшие в край бедолаги? Мало того что они вносили столько суеты в принятый испокон веков на равнинах уклад, так еще были опасны – того гляди потянут свои истощавшие ручонки ко всему, что плохо лежит.

А обозы беженцев все шли и шли мимо деревень и городов Потлова, и не было им конца и края.

– Все спросить хочу, о чем с тобой принц-неудачник всю ночь разговаривал? – Гыд чистил тушку вяленой рыбины. Перед ним на столе уже возвышалась горка тонких шкурок.

Рина закашлялась и некоторое время не могла произнести ничего вразумительного. Саммар залпом осушил свою кружку и с грохотом поставил ее на столешницу. Он крякнул, а перебиравший четки Шелест тихо произнес:

– Ого…

– Однако, – пробормотал Саммар. Он вытер бороду и усы и подпер подбородок кулаком, приготовившись выслушать рассказ Дарина.

– У тебя, значит, свои собственные переговоры шли, параллельно с нашими?

Девушка, прекратив кашлять, поднялась на ноги. Она ударила ладонью по столу и, наклонившись через стол, угрожающе зашипела на Гыда:

– Если ты еще раз сунешь нос не в свое дело, я тебя придушу! Ты понял?

Гыд замер, выдерживая ее взгляд, не прекращая, впрочем, при этом отделять куски рыбьего мяса от хребта.

– А чего ты так завелась? Я все ждал, когда ты сама рассказывать начнешь – и на тебе, ты все молчишь и молчишь. – Он жевал, наблюдая, как сменяются краски на лице девушки. Дарина, покрасневшая пару секунд назад, резко побледнела. – Вы все ходили вдоль реки: туда, сюда… Ну и обратно. И по моим наблюдениям, ничего такого, о чем нельзя рассказать, не происходило, только слова, одни слова…

Шелест положил руки в неизменных перчатках на стол. Камни четок глухо звякали друг о друга, опускаясь на деревянную поверхность.

В придорожной корчме, которую они выбрали для недолгого привала, в этот утренний час было тихо. Дочери хозяина сновали мимо них, занося с улицы привезенные отцом продукты. Их мать, сидя на крыльце, чистила одного за другим окуней. Их потроха тут же съедали набежавшие со всей округи многочисленные кошки. Иной раз они устраивали возню за брошенную щедрой рукой хозяйки совсем уж мелкую рыбку. Служанка-чернавка мыла пол, передвигаясь со своим ведром из одного угла корчмы в другой. Она шмыгала носом, кожа ее рук покраснела от холодной воды.

Когда Дарина первый раз стукнула по столу, все женщины как по команде посмотрели в сторону путников, но почти тут же снова занялись своими делами. Ссорой, возникшей за кружкой пива, здесь сложно было кого-то удивить.

Монах, передвигая камешки кончиками пальцев, сложил четки в замысловатую фигуру.

– Значит, было много слов? – Он сделал паузу. Рина все еще не произнесла ни слова, чтобы объяснить причину своих прогулок под луной. – И о чем?

– Ни о чем, – процедила сквозь зубы девушка. Ее глаза метали молнии. – Почему вы думаете, что все вокруг обязательно касается вас и ваших государственных планов?

Саммар хмыкнул, потом притянул к себе через стол кружку Дарины, из которой давно уже никто не пил. Пиво нагревалось, и это был непорядок.

– В такой обстановке, как сейчас, – глубокомысленно изрек он после первого глотка, – твой разговор с первым лицом другого государства, и не факт, что дружески настроенного, касается всех.

– Не касается, – отрезала девушка. Она еще раз звонко хлопнула ладонью по столу, а потом резко развернулась и вышла из корчмы.

– Пошла обижаться, – прокомментировал Гыд.

Шелест передвинул несколько камешков, и очертания фигуры из четок изменились.

– Не понимаю, почему она делает из этого тайну. Все, о чем они говорили, касалось только их двоих.

Саммар посмотрел на Шелеста, и его бровь поползла вверх:

– Ты знал?

Монах кивнул и откинулся на спинку стула:

– Даже если бы я сам не слышал их разговор, то все равно узнал бы о нем из мучительных и непрекращающихся мыслей Гыда за последние пару дней.

– Узнал из моих мыслей? – Гыд перестал жевать и перевел взгляд с Шелеста на Саммара.

Бородач отмахнулся.

– Ты во сне разговариваешь. Он это имел в виду. – Потом подмигнул Шелесту: – Похоже, я единственный, кто в ту ночь спал.

Шелест пожал плечами:

– Ты не много потерял.

– Нет, подождите, – не успокаивался Гыд. Его брови вновь нахмурились, выражая непонимание, – как это – он сам слышал? Он же в палатке всю ночь сидел. Я точно знаю.

– У меня хороший слух, – бросил Шелест.

– У монахов очень хороший слух, – подтвердил Саммар.

– Да я даже со своего места ни одного слова не поймал! А я насколько ближе подобрался!

– С чего ты вообще решил за Риной шпионить? – постарался несколько изменить направление разговора Саммар.

– Она пошла умываться к реке, долго не возвращалась, и он начал беспокоиться, – объяснил монах за Гыда.

– Да. Чужой лагерь – мало ли что с ней могло приключиться, – насупился тот.

– «Мало ли», – передразнил его Саммар. – Я бы скорее поверил, что ты за лагерь переживаешь, чем за Рину. От нее порой больше урона, чем от целого отряда харадцев. Если хочешь знать мое мнение, – нездоровое любопытство у тебя к ее персоне последнее время.

177