– Это все, что тебя интересует?
– Нет. Честно говоря, ни одна ритуальная возня за всю жизнь у меня ни интереса, ни доверия не вызывала, – ответил бородач. И честно добавил то, что с поднятой только что темой никак не перекликалось, но действительно, на его взгляд, нуждалось в уточнении: – На подходе к переправе засада?
– Не на подходе. Сам путь чист. Они вели нас, считай, под конвоем. Задумка была простой – препроводить нас к месту нашей собственной показательной казни, чтобы мы никуда по дороге не свернули. А в засаде будут те, кому нужны наглядные доказательства нашего уничтожения. Скорее всего, это все ждет нас на самой переправе. Возможно. Если они успели нас опередить.
Эльф присвистнул:
– То есть они выехали почти одновременно с нами? Как бы нам не пересечься в чистом поле.
– В чистом поле действительно не стоит, – подтвердил монах. – Потому что ее, засаду, устраивают удматорцы. А это не Потлов, который думает хором, нараспев… Я заметил, что в замке были люди, которых я видел, но «не слышал». Не люблю иметь дело с теми, чьи мысли играют со мной в прятки.
– Тогда нам остается… – Эльф прикоснулся губами к сорванной хвойной иголке. – Постараться проскользнуть в темноте?
– Да, я тоже склоняюсь к этой мысли. Дождаться темноты. Найти возможность переправиться через Бур. И однозначно нужно сделать то, что вы с Саммаром придумали.
Эльф улыбнулся и собрал тонкой лентой волосы в хвост:
– Какая проницательность! Приятно иметь с тобой дело, монах.
– Вот уж не думал, что когда-нибудь услышу нечто подобное, – прокомментировал его замечание Саммар.
– Только, – голос Шелеста звучал, отдаваясь в висках, прокравшись к ним в головы, – Ольм может отказаться от плана, который подразумевает перенос направленного на него риска на кого-то иного.
– А совсем не обязательно все и всегда объяснять, – тронула губы эльфа улыбка, и вспыхнули искорки на поверхности зеленых омутов продолговатых кошачьих глаз. И Саммар вдруг понял, что голос эльфа звучит точно так же, как и голос Шелеста. Ограниченно и более глубоко, чем все остальные звуки, приходящие из пространства. Что-то похожее он слышал, когда в детстве ухал, засовывая голову в огромную деревянную бочку, в которой скапливалась сбегающая с крыши дождевая вода.
«Замечательно, теперь вы оба у меня в голове. Можно вообще больше не сотрясать воздух словесами».
«Ну не скажи», – мысленно возразил ему эльф, а вслух произнес:
– Послушай, Ольмар. Ты мог бы отдать мне свой плащ? Я в этом насквозь промерз. – Эльф глядел прямо в глаза юноше. – Видно, местный климат мне не подходит совершенно.
– Да, климат в здешних краях стал крайне враждебным, как ни крути. – Дарина занималась упряжью своей быстроногой кобылы. – Здоровье у меня лошадиное. И единственное, на что аллергия, так это на смерть. И вот здесь, чувствую, у меня самое настоящее обострение начинается.
– Еще бы оно не началось. Посмотри, посреди чего ты стоишь. Словно вывернутая наизнанку свежая могила, – совершенно серьезно ответил Гыд. Он оглаживал лошадиный бок, на котором нервно подергивалась кожа. – Братская, – добавил он, и тут же спросил: – Мы можем уже отсюда уехать?
– Дайте мне еще пару минут, – попросил Шелест. Саммар решил, что стоит воспользоваться заминкой для завершения второй части их с эльфом плана.
Принц в эльфийском плаще уже вдел ногу в стремя своей лошади, когда телохранитель предупреждающе окликнул его:
– Ох, Ольмар, не делай этого! Ни в коем случае!
Ольм вздрогнул от неожиданности и замер, стараясь не сделать больше ни одного движения.
– Чего «этого» не делать? – Настороженность в его голосе была слегка разбавлена любопытством.
«Какой он все-таки еще ребенок». – Бородач спрятал рвущуюся проявиться улыбку и указал глазами на стремя:
– Ты что, совсем не видишь?
Принц скосил глаза вниз. Ожидая узреть там что угодно, начиная с раздувшей капюшон змеи и заканчивая ползущим с гарротой в зубах ожившим палачом. Но ничего не увидел, нахмурился и сказал:
– Видимо, не вижу. Что там?
– На самом деле не видишь? – с нажимом, якобы поражаясь ненаблюдательности своего подопечного, повторил Саммар. Все еще не решавшийся сделать ни одного движения принц забавлял его.
– Я же говорю, что нет!
– Как можно этого не видеть! У тебя сейчас стремя отвалится. И пиши пропало твоя упряжь.
– Да-а-а? – Ольм протянул руку, желая подергать сомнительную деталь.
– Не трогай, будет хуже.
– Переседлать…
– С потловских кобылок? Не успеем, – безапелляционно перебил Ольма бородач.
– В каком смысле – не успеем? Почему?
Саммар изо всех старался, чтобы на его лице не дернулся ни один мускул. Он слышал, как сдавленно хрюкнул, вслушавшись в столь очевидную чушь, эльф.
– Почему-почему… Потому что лошади у них другие. И упряжь – другая. Подгонять все придется, подтягивать… Потому, думаю, стоит тебе сменить лошадь. От греха. Разве ты удержишься в седле без стремян? Думаю, нет. А эльфы и вообще без седел прекрасно обходятся. Вот с ним и поменяйся лошадью. Эй, ты же не против?
Эльф отрицательно помотал головой:
– С чего мне быть против? Даже с радостью. Ты отдал мне свой плащ, не стану же я жалеть для тебя коня!
Не дожидаясь никаких дополнительных приглашений, он взлетел в седло княжеского белогривого жеребца, стараясь не сталкиваться взглядом ни с озадаченным принцем, ни с совершенно обалдевшим от услышанного, но мудро решившим не вносить свои комментарии Гыдом.
– Ну тогда тронулись, – донеслось из-под капюшона. – Раз уж все разрешилось.