У каждого свой путь в Харад - Страница 7


К оглавлению

7

Но время шло, один за другим родились дети, и гостившая по праздникам лесная родня уже принимала Леветину за свою кровь, а деревенские перестали плеваться через плечо после его ухода и за глаза называть «нежитью». Так и стал Вых для одних зятем, для других свояком, а для третьих – сородичем.

Старшие сыновья Выха получились рослыми, в мать. Вых боялся, что и век их будет столь же недолог, сколь короток он у деревенской ребятни. Хотя многое, очень многое передалось им от отца. Едва заметные тропки они читали не хуже его самого, лазейки чуяли уже больше чем на лигу вокруг и с зверьем лесным управлялись лихо, так что надежда в Выхе еще теплилась.

Надежда на то, что в его детях больше от природы, чем от людей.


Гыд и Рина ждали попутчиков на краю самой дальней лесной вырубки. Дорога обрывалась, за этой рукотворной поляной не было уже ничего людского.

– Чисто все. – Гыд спрыгнул с ветки.

– Совсем никого, – промурлыкала девушка, – даже жалко…

Деревенский парень на подводе делано закашлялся. Он подождал, пока все обернутся, перестал кашлять и сказал:

– Извиняйте, конечно, но телега дальше не проедет. – Он скованно повел рукой в сторону зарослей и пояснил вслух, для тех, кто все еще не понял: – Лес там…

Ауриса отпустили с миром. Раненого с подводы переложили на импровизированные носилки из прочных реек и двух плащей. Закрепили их промеж двух гнедых. Перед этим монах что-то долго шептал над раненым и водил ладонями, не касаясь самого тела. В какой-то момент человек открыл глаза. Шелест приподнял его голову и смочил губы жидкостью из фляги. Остановившийся взгляд немигающих глаз прошел сквозь Выха, словно не замечая его. Раненый, несомненно, был погружен в то странное бессознательное состояние, которое все это время удавалось поддерживать монаху.

Они шли очень долго. Никто из путников не заметил, когда лес сменился болотом. Шли цепочкой. Пришлось отвязать носилки и нести их по очереди – иначе было не пройти по тонкой полосе относительно твердой почвы, которую пунктиром намечали следы идущего впереди всех проводника.

Кони храпели, оступались и проваливались в топь. Дарина недовольно ворчала себе под нос, потом примолкла, сосредоточенно помогая лошадям по примеру мужчин. Уже давно все замедлили от усталости шаг, только Вых как заведенный прыгал с кочки на кочку.

В какое-то мгновение хмурящаяся все больше Рина не выдержала.

– Кажется мне, что он нас заводит, – довольно громко, ни к кому конкретно не обращаясь, сказала она. Остановилась. Смахнула тыльной стороной ладони пот со лба. И крикнула: – Саммар! Ты слышишь? Он заводит нас! Ты что-нибудь видишь в этой темноте? Нет? Я тоже. Что может видеть он? То же, что и я. Ничего, значит!

Саммар, не останавливаясь, топал за проводником. В Рину врезался следующий по ее следу Ольм:

– Пойдем. Не стой долго на одном месте – это болото. Засосет топь.

– Да вы что все, не понимаете? Он нас заведет, а сам спрячется за какой куст – и все! Кто нас выведет? Я говорю – дорогу запомнил кто-нибудь?

Ольм обогнул Дарину, проваливаясь по колено в мутную жижу.

– Если тебе… что-то не нравится… можешь оставаться… или возвращаться…

Женщина посмотрела на свои медленно погружающиеся ноги. В сердцах плюнула:

– Куда можно дойти по такой грязи? А она не кончается и не кончается!

Остаток болотистого отрезка пути шествие сопровождало примешивающееся к чавканью и хлюпанью из-под ног бормотание Выха:

– Я – и заведу! – Он возмущенно открещивался, напрочь отрекаясь от своих собственных недавних мыслей. – Я – лесной человек – заведу и брошу! Тьфу, пакостница какая!..


Небо на востоке светлело. Как и полагается небу в преддверии рассвета.

Путники вышли на поляну. Вых сделал пару шагов и сел на торчащие из земли, как диковинные гребни, древесные корни. Вытянул уставшие, гудящие от тяжести ночного перехода ноги. Настроение у него было преотвратительное.

– Все. Пришли.

Земля под его ладонями была холодная, влажная – уже недалеко до утренней росы. Когда земля последний раз выдохнет сбереженное от предыдущего дня тепло в стынущие предрассветные сумерки.

– Дальше через холм пойдете, аккурат вот так… – Он рассек воздух резким взмахом руки, указывая направление. – И прямо на избу энтой бабы и выйдете.

Дарина легко спрыгнула с седла и присела на корточки рядом с проводником:

– Пришли, говоришь? А дальше сами, да?

Вых нахохлился еще больше и не счел нужным ответить. А зачем дважды повторять то, что уже сказано?

Вплотную подъехали Саммар и Шелест. Саммар смотрел в упор:

– Ну?

Фигуры возвышались над проводником мрачно и угрожающе. Пришлось подняться.

– Чего ну-то? Пришли, – повторил Вых. Он переводил взгляд с одного всадника на другого, явно не понимая, чего от него хотят.

– Пришли, – подтвердил Саммар. – Это я понял. Куда-то мы пришли, однозначно. Стоим теперь почему? Тебе передохнуть, что ли, надо?

– Да нет, – Дарина облокотилась о ствол одной рукой и подбоченилась другой, – этот милый друг решил, что дальше мы будем пробираться сами, без его помощи.

– Сами дальше? – удивился Саммар. – Ты, часом, не заболел, задохлик? Тут лес кругом, чаща! Если б я в лесных знаках разбирался, на кой ты мне нужен был бы?

– Не чаща совсем! – Вых пятился назад от шедшей на него грудью лошади Саммара, пока не уперся спиной в замшелую поверхность дерева. Лошадиная морда жарко дышала совсем близко. И как в кошмаре примерещилось Выху возможное следующее движение животного – взметнувшиеся вверх копыта, блеснув подковами, обрушиваются на его, Выха, впалую грудь.

7