У каждого свой путь в Харад - Страница 116

116

– В таком случае ты должен знать, что твой новообретенный родственник сполз под стол и спит прямо на полу.

– Ему там самое место.

– Тебе видней. – Груць вытащил трубку и постучал ею о сруб колодца. – Что узнал?

– Едут в Харад из Рымана, девушка не из града. И она действительно больна, но что с ней – тут он меньше Крайта знает. Вот и все. Мало. Стоила того самогонка?

Груць посмотрел в сторону.

– Значит, стоила.

Патлатый соскреб со ската сруба немного снега. На него налипли частички мха. Не обращая на них внимания, мужчина растер снегом лицо.

– Что это за девушка, которую с такими почестями переправляют?

– Да что за почести? О чем ты вообще? Девчонка в карете без свиты, еще и раненая! Поигрался какой-нибудь банкир или граф и вышвырнул куда подальше. Перед этим, может, выпорол, чтобы желание обратно вернуться отбить. Вот тебе и ответ на все твои «почему».

Груць снова постучал трубкой о бревно.

– Я никогда не был в домах, где бы такой шелк на занавески пускали. А в Рымане я не был только во дворце у Арьезского. Кусочек такой тряпочки размером с носовой платок стоит больше, чем ты вместе с потрохами. Да и остального там немало. В рундуках петли из серебра. А снаружи все сделано так, чтобы и мысли не могло прийти, что за богатство находится внутри. Чтобы отправить подальше от себя надоевшую любовницу, не будут заморачиваться на такую карету. Да и телохранитель… К чему он? Вот я думаю, она попала в беду, а теперь ее прячут. И этим занимается кто-то могущественный, просто у него было мало времени, чтобы все нормально подготовить.

– Тебе сказки писать надо. – Патлатый поднял с земли холодный камушек и приложил ко лбу. – Но честно скажу: читать их никто не будет. Такую-то чушь.

– Знать бы, почему ее прячут…

– Я прячу что-то, только если это может мне угрожать. Ширудского кота я бы, к примеру, прятал. Потому что рядом с ним меня все будут считать идиотом, а не вором.

– Ты и так идиот.

– Я? Я узнал для тебя столько всего, напоил возницу – без меня они вскоре уехали бы, и ты бы ничего не узнал. И после этого я идиот?

– От сделанного ты не стал умнее, Патлатый. Ты идиот, потому что ты вор. Но не переживай, мы все не умней тебя. Мы сделали не самый лучший выбор в жизни.

– Заткнись, Груць. Выбор в жизни… – Патлатый скривился. – Ты говоришь как монах. А не пошел бы ты со своей философией…

– Куда, интересно?

– В Латфор! Иди в Латфор! – рявкнул Патлатый. – Выбор в жизни, – повторил он. – У тебя он, может, и был, с твоей-то семьей. Женился бы на графине какой-нибудь и сидел себе…

Груць дернул бровями и презрительно скривил губы:

– А тебя, разнесчастного, кто-то заставляет жить так, как ты живешь? Нет! Тебе так жить нравится. Тебя это устраивает. Странно, правда, что ты вообще задумываешься об этом. Именно ты. – Он повертел в руках трубку, потом, так и не использовав по назначению, сунул в карман. – Самый лучший выбор – умереть в глубокой старости в собственной теплой постели. Но у кого из нас вероятность этого выше нуля?

Патлатый было засмеялся, но тут же застонал от взорвавшегося в голове сгустка боли.

– И как мы можем считать тебя своим вожаком? Ты же просто размазня.

– Пойди проспись, – посоветовал Груць. – А то договоришься до того, что размазня тебя размажет. Или напейся, что ли, нормально – а то, похоже, все прелести похмелья уже налицо, а самого опьянения все еще нет.

Гильда вышла на крыльцо. Она вытряхивала от крошек столовые тряпки. Девушка посмотрела в сторону мужчин у колодца. Взгляд был холодный.

– Она нас не любит. Дура. – Патлатый соскреб еще немного снега и принялся его жевать. Во рту появился привкус плесени. – А ты знаешь, мне она, кажется, действительно нравится. Хотя никак не пойму почему. Ведь такая тупица…

Груць невесело хмыкнул. В напившемся Патлатом проступали человеческие слабости.

– Ты думаешь, нас вообще кто-то любит? Ты не только идиот, но еще и оптимист. Ладно, давай приходи в чувство, только не вздумай уснуть – замерзнешь еще тут. – Он слегка тряхнул прикрывшего глаза приятеля. – Слышишь?

Патлатый кивнул:

– Иди уже…

Груць взбежал по ступенькам крыльца, схватил заходящую в дом девушку за запястье:

– Гильда, ты такая красотка! – Он почувствовал, как вздрогнула ее рука от прикосновения.

– Особенно сейчас, – буркнула девушка. – Руку отпусти.

– Отпущу, только ты сразу не убегай к своим ведрам и тряпкам.

Гильда поджала губы:

– Что тебе нужно?

– Поговорить о девушке наверху.

Гильда сделала движение, чтобы уйти, и Груць снова схватил ее за рукав. Гильда дернула рукой, пытаясь вырваться.

– Отстань! Тебе, может, и нужно поговорить. А вот мне это как-то совсем без надобности.

– Возможно, ей нужна помощь, ты не думала? Ты же у нас такая отзывчивая.

Гильда на секунду прикрыла глаза, потом с шумом выдохнула:

– Слушай, давай так… Ты же знаешь, я не лезу в ваши дела. Так и в дела других я не лезу.

– Никому не мешаешь, – кивал головой Груць. – На все закрываешь глаза.

Гильда молчала, в упор глядя на Груця. Наконец она произнесла:

– То, что я знаю, для меня достаточно. Но если я открою глаза и увижу все, что творится вокруг, мне придется с этим что-то делать.

А Груць продолжал гнуть свою линию:

– Ну так, может, попала девочка в беду – похитил ее злобный харадец. И мучает, держит в плену.

– Что он делает? – Гильда время от времени дергала рукой, пытаясь вырваться из захвата железных пальцев. Трещала по шву ткань платья.

– Ну давай же, Гильда, скажи, ты же всегда все знаешь: он ее охраняет или стережет?

116