Котик слышал то, что не мог слышать в этой комнате никто, кроме него. Слышал, как Патлатый вывел из стойла скакуна. Как он шел не по мощеной дорожке, по которой слишком явственно цокали подковы, а ближе к дому, по мягкой земле. Ворота были заперты, но у Патлатого никогда не возникало проблем с замками. Оказавшись снаружи, он на мгновение отпустил повод и подпер ворота камнем, чтобы они не открывались сами по себе.
Котик удовлетворенно вздохнул. Он поднялся, выгнул спинку, потоптался лапками по кругу, приминая поудобнее облюбованный им угол подушки. Потом, как и полагается котику, свернулся калачиком и заснул. Одна передняя лапка закрывала нос, вторая прикасалась к волосам спящего на подушке Шируда.
По мнению котика, опасность миновала и можно было позволить себе расслабиться и немного поспать.
Гали разбудило легкое прикосновение к плечу. Она с сожалением открыла глаза. Эта ночь была первой, которую ей удалось провести без кошмаров, и поэтому расставаться со сном не хотелось.
– Вставайте, я принесла вам теплой воды! – Гильда поставила на прикроватный столик миску для умывания и кувшин. – Телохранитель ваш уже обо всем позаботился. Вещи снес, кучера растолкал.
Она помогла Гали подняться. Вода действительно оказалась приятно теплой. Она зачерпывала ее в пригоршни, омывая лицо, и вода ласкала кожу. У Гали защемило сердце, так ярко вспомнился вдруг родной дом. Гильда подала полотенце.
Княжеская служанка, Велле, зимой всегда приносила по утрам теплую воду. Княгиня Млада протестовала, утверждая, что болезненной девочке необходимо закаляться. Велле согласно кивала и на следующее утро тащила в покои княжны уже два кувшина с водой – один со студеной, другой с кипятком.
Взгляды Велле и княгини в этом вопросе диаметрально расходились. Служанка считала, что раз уж дитё уродилось болезненное, его нужно лелеять и пестовать. И совершенно незачем мучить водой, от холода которой у нее самой, здоровой потловчанки, ломило суставы.
Гали подумалось, что полжизни готова отдать, лишь бы сейчас иметь возможность прижаться к суровой матери и ощутить объятие ее рук. И даже согласна до конца своих дней ради этого умываться ледяной водой.
Гильда поменяла на княжне бинты.
– Не туго так, нет? Давайте помогу одеться.
– Если можно.
– Я там два бутыля сообразила. – Гильда осторожно застегивала крючки на спине княжны. – Один с настойкой дубовой коры, второй с бульоном. Я в одеяло завернула ваше – чтобы тепло держалось подольше, и в один из рундуков сунула. А где остановитесь, там и разогреть можно будет. И ваш завтрак тоже готов. Вы же сейчас перекусите? Много времени это не займет. Не задержит вас особо.
Гали покачала головой:
– Я не могу так рано есть. Спасибо.
– Ну так с собой соберу – хорошо?
– Спасибо, – повторила Гали. Она возилась с кошельком, который пристегивала к кожаному пояску, обхватывающему ее талию. Гильда накинула на плечи княжны плащ. Княжна спрятала голову под капюшон. – Вы поможете мне спуститься?
Гильда кивнула. Она шла впереди, и Гали видела, как вьются выбившиеся из-под чепца на затылке волосы. Подрагивали при каждом шаге похожие на крылья бабочки рюши, вшитые в швы на плече. Ей вдруг стало невыносимо жалко эту простодушную, открытую девушку, такую спокойную в своем неведении. Грядет война, а в ней первыми сгорают именно наивные и чистые и те, у кого есть крылья.
На последней ступеньке Гали внезапно удержала ее за руку.
– Что? Вам плохо? – Гильда развернулась и встревоженно заглянула в лицо спутницы.
Из глаз Гали на нее глядела тоска. Она вдруг притянула к себе служанку и зашептала:
– Послушайте меня: уезжайте отсюда. Не оставайтесь здесь. Здесь очень скоро будет небезопасно. Понимаете?
Гильда отшатнулась, испуганно заморгав.
«Да никак у нее горячка! Неужели из настоя сила ушла? А вроде неплохо помог поначалу».
А девушка продолжала сильно сжимать ее руку:
– В горы – в Харад! А еще лучше на Кряж. – Она закусила губу, поняв наконец, что означает ошарашенное выражение лица служанки. Ее просто принимали за умалишенную. – Я знаю, как дико это звучит. Но просто поверьте мне – то, что сделало со мной вот это, – она указала на свои плечи, – очень скоро доберется сюда.
– Рысь? – Гильда хлопала ресницами, пытаясь понять все, что ей пришлось услышать.
– Какая рысь? – переспросила Гали, на секунду удивившись. Потом она вспомнила свою нехитрую ложь. – Да нет, какая там рысь! Вы мои раны видели – не медведь и не рысь. Я знаю, что вы это уже давно поняли. Уходить отсюда надо. И как можно скорей. – Гали спустилась наконец с последней ступеньки. – Я благодарю вас за все. Храни вас Всевышний.
Она вышла на улицу, оставив ошарашенную Гильду в одиночестве в столовой. С секунду служанка стояла не шевелясь. Она замешкалась и словно забыла, что делать дальше. Потом ойкнула и всплеснула руками:
– Что же это я! – Гильда кинулась к своему столу.
Достала невысокую плетеную корзинку, одну из тех, что на досуге мастерил младший Крайтов сын. Еще летом у нее отломалась ручка с кусочком боковой стенки, и эта вещь пылилась на полке за ненадобностью. Как получилось, что Гильда вспомнила сейчас о ней, девушка не знала. В корзинке быстро оказался приготовленный для княжны завтрак. Она подумала и добавила туда несколько булок хлеба и кружок сыра.
Она хотела сунуть к припасам большую жестяную фляжку, которую вчера еще, пока не видел Крайт, до четверти заполнила самогоном. Для обеззараживания ран. Гильда точно помнила, что перед тем как подняться будить княжну, оставила фляжку прямо посередине стола, рядом с тарелкой, в которой был приготовленный завтрак. И сделала она так именно потому, что боялась забыть положить ее к собираемым вещам.