«Близко сидит эта тварь, раз доспех разбит. – Пальцы Дагира пробежали по стальному основанию, определяя размер наружной части. – А доспех-то хорош – неглубоко совсем вошло. Без него в самое сердце попало бы».
Харадец слегка расшатал его, а потом поднапрягся и дернул болт, вырывая его из тела. Хлюпнула из разодранных сосудов кровь и потекла по спине горячей лентой. На секунду закружилась голова.
В боковом кармане брюк он нащупал полотняный мешочек, в котором пересыпались крупинки белого порошка. Высыпав на ладонь с полгорсти, Дагир на ощупь постарался засыпать рану на спине. Харадец стиснул зубы, чтобы не застонать от жуткой боли, тут же пронзившей его насквозь. Порошок останавливал кровь и обеззараживал рану, сжигая плоть, оставшуюся без защиты кожи.
Из ножен на голенище харадец достал длинный плоский клинок.
Он всегда предпочитал это оружие. В его руках оно действовало наверняка. На мгновение мужчина прикрыл глаза и сделал то, что всегда делал в случае крайней опасности.
«Спаси меня, Всевышний! Прости мне то зло, которое я вынужден буду причинить». – Дагир не умел правильно молиться. Не делал этого часто, считая, что отвлекать Бога от Его великих дел по мелочам не стоит. Мужчина обращался к Нему тогда, когда не обратиться было уже нельзя. Когда своих сил не хватало. И слова его были горячи и искренни.
Дагир перевернулся и лег на живот. Ель скрывала его от стрелка, но и собственный обзор был из-за веток сильно ограничен. Со своего места харадец видел торец экипажа, перегородившего дорогу. Лошади протащили его, уже лежащего на боку, за собой еще несколько метров. Теперь четверка стояла, шевеля ушами и пофыркивая. Двигаться куда-либо они не могли.
На оцарапанном боку одной лошади пунктиром проступали капли черной крови.
«Только бы девушке не пришло в голову начать выбираться из кареты…»
Дагир вглядывался во все, что видел, и прислушивался к тому, что творилось за границей его взора.
«Стреляли сверху и справа. Значит, арбалетчик сидит, как белка, на ветке, и дерево на этой стороне. В этом месте дорога делает небольшой поворот, а у него максимально возможная площадь обстрела. Он начал стрелять до того, как мы повернули, и продолжал, когда мы уже сделали поворот. Значит, это дерево стоит на самой крайней точке изгибающейся дуги. Незаметно подползти к этому дереву никак не получится – стоит ясный день и вокруг лежит снег. А сколько у него в запасе болтов, неизвестно. Сразу он слезать не стал, значит, сомневается в том, что его болты достигли цели и я мертв. А ведь как натурально я катился… Остается ждать, пока ему надоест там сидеть».
Дагир приподнял голову, слегка отогнув ветку, и взглянул в сторону предполагаемого дерева.
«Даже учитывая то, что день зимой короткий, и можно было бы в сумерках попробовать подобраться, что-то подсказывает мне, что эта белка столько на сучьях не высидит. А даже если и высидит, вряд ли девушка в перевернутом экипаже станет этого ждать. Нужно просто затаиться и ждать, кто-то из них да начнет менять ситуацию. А мне лишь останется попробовать решить проблемы, которые они создадут».
Хардец сорвал с веточки несколько хвоинок и принялся их жевать.
«Возможен и третий вариант. Это одна из дорог, ведущих в Предгорье. Кто-то может проехать по ней. Вскоре. Кто-то, кого сюда занесет его невезучая судьба. Такая же разнесчастная, как была и у этого болтуна Миллека. Отмучился, бедолага. По крайней мере, легкая смерть. Он ничего не понял, даже испугаться не успел».
Из экипажа послышались какие-то звуки. Дагир напрягся, больше всего на свете опасаясь, что откроется дверца и наружу выглянет его рыжеволосая спутница, которая, скорее всего, получит болт аккурат посередь лба.
«А ведь мы совсем недалеко от постоялого двора отъехали. Сколько мы в пути – два часа? Три? Может, это кто-то из тех молокососов, постояльцев Крайта? Но их было немало, человек девять-десять, верно. А тут однозначно кто-то один орудует. – Он с сомнением покачал головой. – Да и не стали бы такие бандиты на мелочи размениваться – что мы за добыча? Разве только кто-то из них прознал, что эта дева родственницей Арьезским доводится. – Дагир с самого первого дня знал, кого ему вверили охранять. Трудно не догадаться, когда тебя нанимает начальник охраны замка, а охраняемая девушка глазами и улыбкой неуловимо напоминает герцогскую жену. Но он тут же отогнал от себя последнюю мысль. – Да ну, нет. Стала бы эта шантрапа связываться с герцогом! Что бы ни планировали украсть, тут себе дороже выйдет. Последние лет десять даже на кареты рыманского казначейства никто нападать не дерзнул. А уж там-то улова на несколько королевских жизней хватит…»
Дагир стал рассматривать отбрасываемые деревьями тени. Стрелок ведь не призрак, а значит, и у него тень есть.
«Увижу ее – буду знать, куда нож метнуть».
Но противник обнаружил себя значительно раньше, чем харадец в хитросплетениях теней на снегу распознал его абрис.
В тишине леса откуда-то очень издалека послышался дробный перестук копыт.
Из экипажа снова послышались звуки, более того, он стал покачиваться, и это говорило о том, что кто-то внутри его перемещается, и весьма активно.
«О нет! Она действительно пытается самостоятельно выбраться!» – Дагир сгруппировался, еще не зная, что будет делать дальше. Прыгать вперед и закрывать ее своим телом? Или надеясь, что стрелок отвлечется на новую мишень, постараться опередить его выстрел?
Но того, что произошло дальше, он точно не ожидал.
Сначала из экипажа донесся слабый голос. Женщина взывала о помощи. Потом медленно откинулась крышка кареты. Дагир вскочил на ноги, готовясь к прыжку. Он увидел, как над открывшимся проемом показался знакомый капюшон. И харадец побежал. Ноги гигантскими шагами несли его к княжне, но он не смотрел на нее. Его лицо было развернуто в ту сторону, откуда должны были начаться выстрелы.