Рижеч коротко выругался, а Хпак звонко ударил себя по лбу.
– Ты больной? – риторически спросил Хат. – Переклинило тебя?
– Я тебя сейчас собственными руками придушу, – глухо пообещал Груць, злобно глядя на Шируда. – И похороню в обнимку с Патлатым, если ты не успокоишься.
– Может, это у него такие шутки? – предположил Хат, прикоснувшись к плечу Рыльца, словно апеллируя к чувству юмора, не покидающему товарища.
– А может, это он все-таки нарывается? – Вопросом не вопрос ответил не менее мрачный, чем Груць, Рылец.
Но Шируд останавливаться не собирался.
– Я заметил, что шея у него теплая под шарфом! Точно говорю! А морда зеленая и ледяная оттого, что он ею в снег шмякнулся!
– А то, что из этой шеи рукоятка ножа торчит с тебя ростом, ты не заметил, случайно? – рявкнул Груць, но пальцы его, вопреки словам, пробежались по шее лежащего перед ним тела. Он пытался нащупать пульс.
– Она и правда кажется теплой, – пробормотал он.
– Груць, он закутанный весь, под шарфом-то тепло тела дольше сохраняется, а у тебя руки на морозе замерзли, – тихо произнес Рылец.
– Вот правильно ты говоришь – на морозе. Именно на морозе уже задубел бы. Он же не три минуты назад свалился, правильно? Кучер тоже замотанный весь, а теплый он? Теплый? – Груць повернулся к обыскивавшему кучера Году. Тот отступил, качая кистями рук и тряся головой:
– Ей-ей, нет! Холоднее снега! – Тут Год покосился на Шируда и не преминул добавить: – И мертвее мертвого – точно.
Груць наклонился, рассматривая рану Патлатого:
– Крови мало…
– Так клинок рану запечатал, – рассуждал Рылец. – Если б выдернули его, было бы много.
– Вот… Слышу! – вскрикнул Груць.
– Тебе кажется, – покачал головой Рылец.
– Да слышу, говорю тебе! Вот! – Он схватил руку Рыльца и прижал ее к шее Патлатого.
Рылец прислушался.
– Я ничего не чувствую, Груць, право…
– Заткнись и подожди, – с нажимом произнес главарь. – А вы не мельтешите здесь. Пойдите карету переверните, что ли… Могилу выкопайте.
– На кой нам карета? – искренне удивился Рижеч.
– Папаше Крайту ее откатим, он нас за нее месяц задарма кормить будет. На кой вам могилка, тоже разъяснить?
– Да ты что, Груць! – Год снова принялся махать руками и трясти головой.
– Нет-нет, нам ничего разъяснять не надо, – вторил ему Хпак.
– Пошли мы, короче, – развернулся в сторону лежащей на боку кареты Кривда.
– Нам-то уж могилка точно без надобности, – бормотал Год. – Это ж надо так завернуть: «на кой вам могилка»…
– Иди подмогни им там чем-нибудь, – бросил Груць через плечо Шируду.
– А вот не надо нам этого, – отрезал Хпак. И презрительно добавил: – Будет еще эта мелочь под ногами путаться! Как-нибудь без него управимся. А то еще зашибем ненароком, а ты нас потом попреками сожрешь.
– Это кто тут мелочь? – фыркнул Шируд и стал похож на своего кота, когда тот бывал не в настроении.
– Ты – мелочь, – спокойно ответил за Хпака Груць. – И правда, малой, скачи обратно на постоялый двор, возьми у Крайта упряжь, чтоб в карету лошадок впрячь.
– Стучит! – вдруг сказал Рылец. Глаза его стали такими же круглыми, как у Шируда. Он посмотрел на Груця: – Не понимаю как…
Пришла очередь Хата недоверчиво склониться над Патлатым. Он рассматривал лежащего перед ним человека. Соломенного цвета волосы, выгоревшие под летним солнцем, теперь смешались со снегом. Кожа невероятно белая и посиневшая полоска губ.
– А ты говорил, он невезучий. – Хат бросил на главаря многозначительный взгляд.
– Слушайте, даже несмотря на то, что он сейчас дышит, – Рылец снова покачал головой, – я сомневаюсь очень, что мы его перевезти сможем.
В чем именно он сомневается, парень договаривать не стал, и так все было понятно.
– Э-эх! – донеслось с той стороны, где лежал экипаж. Карета начала подниматься, и тут же послышался многоголосый комментарий: – Давай, дружно! Год, навались как все, что ты как на балу! Еще раз дернешь – и оторвешь колесо, ты что, не видишь, куда ты ее крутишь? Да налево нужно, на-ле-во! А я куда? А ты – туда! Там что – лево, по-твоему? А где лево?! Там! Там? Там лева никакого отродясь не было!
– И как нас всех еще не перестреляли, удивляюсь, – пробормотал Хат.
– Я тоже, – вздохнул Рылец. В его голосе прозвучали непривычные для него грустные нотки. – Только не в связи с этими обалдуями.
Груць внимательно посмотрел сначала в глаза Хату, потом Рыльцу:
– Ума не приложу, что с ним делать.
– А ты не мудри, – ответил Рылец. – Пока живой – спасаем, а как умрет – закопаем.
Хат поежился от колючей суровости нехитрой правды. Он согласно закивал:
– Так, конечно, лучше всего.
С шутками и прибаутками потловчане рыли на обочине дороги могилу, разбивая непромерзшую еще землю клинками длинных ножей.
– Вот уж не думал, что буду, как крестьянин какой-то, руками могилку справлять, да еще для кого? Для незнакомого рыманца! – Хпак рыхлил землю, выгребая ее из образующейся ямки.
– Как крестьянин, – скривился Год. – У крестьянина небось хоть лопата есть…
– И не говори… – Кривда отер пот со лба тыльной стороной ладони. – Если б мне кто сказал, что я сегодня утром о лопате мечтать буду – в глаза бы плюнул!
Рижеч поудобней перехватил в руке рукоятку ножа и мрачно констатировал:
– Точно, вот ведь попали – страшнее и быть не может!
Дочка, моя деточка,
Будто мы в разлуке.
Я зову – не слышишь,
Я ломаю руки.
Надругались демоны,
Чистоту поруша,
Тело исковеркали
И украли душу.
В грязи – в боли озере
Утопили девочку,
Растерзали бедную,
Обломили веточку.