У каждого свой путь в Харад - Страница 151


К оглавлению

151

Кулак хрустнул, и до локтя пробила боль, но пальцы ошейника не выпустили.

«У меня очень крепкие руки, – пронеслось в голове у монаха, – раз они до сих пор не вывихнулись из суставов. И почему я не поднял с собой всю свору? Закинул бы ему концы упряжки, и в два счета они вытащили бы этого любителя подледного плаванья на берег».

Он, отталкиваясь ногами, потихоньку полз на спине. Тот, кого он спасал, уже лежал животом на льду. Свистящее дыхание, казалось, было слышно на лигу вокруг.

– Не смей дергать ногами, – предупредил его Листопад. – Приготовься, и когда я скажу, – ползи вперед изо всех сил на локтях. Раз, два… три!

Он потянул его к себе, чувствуя, как предательски разъезжается под правой пяткой ледяная корка. Мужчина перестал цепляться за плащ, а Листопад в свою очередь отпустил пса и перевернулся на живот. Они ползли к берегу бок о бок. Под ними продолжал ломаться лед, и носки сапог зачерпывали черную воду, но это уже не имело значения. Они все равно были быстрей.

На берегу спасенный мужчина перевернулся на спину. Он лежал, глядя в небо. Над ними сквозь растрепанное ветром облако проплывала безразличная луна.

Монах корявыми непослушными пальцами пытался выжать из плаща воду.

Вожака словно ветром сдуло, как только был отпущен его ошейник, и теперь Листопад оказался со спасенным один на один.

– Вставай, – просипел он. Попробовал откашляться, чтобы говорить нормальным голосом, но это не помогло – голос был сорван, и оставалось только сипеть. – Что толку, что не утонул? Замерзнешь насмерть.

Незнакомец повернул к монаху лицо и произнес:

– Спасибо. – Глаза на побледневшем лице казались потусторонними из-за того, что были черны как ночь.

На долю секунды Листопад замер. Нехорошие мысли пронеслись, оцарапав своим шлейфом сердце:

«Прекрасно. Черные как смоль волосы и черные глаза. Если бы он столько не полоскался в ледяной воде, наверняка был бы смуглым. Беглый харадец. Может, мне в дружину потловскую податься? Раз уж я могу найти того, кого они все дружно разыскивают?»

Но вслух он произнес:

– Пошли. У меня там костер.

Мужчина поднялся. Ростом он был на голову выше своего спасителя. Мокрая одежда топорщилась на нем, подмерзая и становясь твердой, как железо.

Теперь срывающийся непонятно откуда ветер не студил. Он словно обжигал.

– Не боишься ко мне спиной поворачиваться? – вдруг услышал за своей спиной Листопад. – Вижу, узнал ты меня.

– Мы не знакомы, – отрезал монах.

– И все же ты знаешь, кто я.

Листопад глянул на него из-за плеча:

– И что? Боишься, что мне придет в голову затолкать тебя обратно в прорубь?

Мужчина фыркнул. Потом рассмеялся, сопровождая звуки нарастающим лязганьем зубов.

– На такое мало кто способен! И уж точно ты не из таких.

– Это точно, – подтвердил Листопад. – Спасать гораздо приятней.

– Выходит, ты делаешь только то, что для тебя приятно? – Он прицокнул языком. – Это роскошь.

Вместо ответа монах повернулся к спутнику и прижал палец к губам:

– Тсс…Там у костра спит девушка. Разбудим – напугаем. Поэтому тихо.

Незнакомец согласно кивнул.

Когда они вступили в круг света, очерчиваемый костром, собаки неприязненно заворчали, почувствовав чужой запах. Листопад цыкнул, призывая к тишине, и прошел мимо них к саням.

Вожак стаи осуждающе посмотрел на возвратившегося монаха и обиженно отвернул морду.

Берегиня спала, завернувшись в шубу, как в кокон. Монах осторожно вытащил из-под ее ног одеяло и вернулся к костру, на свое привычное место.

Незнакомец успел разуться. Он сунул обувь поближе к углям. Злополучные, все время ломавшие лед поручи, призванные защищать руку от кисти до локтя, тоже были сняты. Они лежали, и отблески огня плясали по полировке.

– Потловские гербы, – кивнул в их сторону Листопад. – Разденься. Вот одеяло – завернешься, пока одежда будет сохнуть.

Собеседник кивнул.

– Эти гербы меня под лед чуть не утащили. – Мужчина быстро стянул с себя мокрую одежду, что не успела заиндеветь, отжал и расстелил перед костром. Прежде чем его фигуру скрыло одеяло, Листопад отметил множество шрамов на коже. – Никак от нагрудного доспеха не мог избавиться. Тут либо с течением бороться, либо разоблачаться. Если бы ты со своим плащом не подоспел – похоронила бы меня эта речка. Но без гербов мне бы до него не добраться было.

– До кого?

– До потловского сотника, – ответил незнакомец.

Листопад кинул через костер фляжку и сипло сказал:

– Глотни. Только не увлекайся, тебе нужно согреться, а не напиться.

– Я увлекаюсь только, когда мщу.

– Плохое чувство.

От черных крутых кудрей поднимался пар.

– Когда ради справедливости – это совсем неплохо.

– Справедливости? – Листопад наморщил лоб, припоминая подробности убийства. – Амарра – это по-харадски значит справедливость?

– Амарра – это имя моей матери. – Кадык у незнакомца судорожно дернулся. – Я на лбу сотника так расписался, чтобы остальные знали, за кого его порешили. И дальше жили в страхе, потому что до них я тоже доберусь, как бы высоко они ни сидели.

– И как бы это осуществилось, если бы ты сегодня на дно ушел?

– Ну так не ушел же. – Харадец запустил в волосы пальцы и принялся трепать кудри, чтобы те высохли побыстрей. – А если бы и ушел, так они ж теперь все равно до самой гробовой доски своей тени бояться будут. Им мои руки будут мерещиться, которые из темноты тянутся к их горлу.

Они долго молчали. Харадец переворачивал свою одежду и никак не мог согреться, придвигаясь к костру все ближе.

151