У каждого свой путь в Харад - Страница 168

168

– Мама! – Дочка, кудрявая девочка с огромными серыми глазами, сидела на кроватке и терла спросонья пухлым кулачком глаза.

– Спи, родная. Я пойду посмотрю, что там.

Она открыла дверь. Проем закрыла мощная фигура одного из дружинников:

– Оденсе, скорее!

– Что случилось?

Холодный ветер взметнул принесенный вчерашней метелью снег и бросил к ее ногам. Харадец посмотрел ей в глаза:

– Вы оденьтесь потеплее. Со стороны Потлова банда прорвалась, северную деревню подожгли. Наши зарево как увидели, туда отряд послали. Подъезжаем – а там добивают тех, кто из огня выбраться смог. Бой был короткий, деревню отбили. Кто живой остался, всех к мужу вашему свозим – там уже места нет ни в доме, ни во дворе. Бадир сказал, чтоб вы помогать шли.

Оденсе удивленно подняла брови:

– Сам так и сказал? А дружинников раненых сюда не привезете? Или…

Она метнулась обратно в дом, на ходу натягивая через голову платье. Чтобы не стеснять берегиню, вошедший следом за ней мужчина отвернулся к окну.

– Мам… – снова донеслось из детской кроватки. Маэль обиженно смотрела на нее из темноты.

– Большая часть гарнизона банду преследует, – произнес дружинник. – Каковы наши потери, пока непонятно. А вот Бадир сам ранен. И…

– И?.. – Оденсе наклонилась, поцеловала девочку в нос. – Мама пойдет к папе с братиком.

– Я тоже хочу, – захныкала девочка, вцепившись в мать ручками. – Я не хочу тут без тебя оставаться. Возьми меня с собой!

– Нет, дорогая. Не сейчас. Я приду за тобой попозже. А пока меня не будет, ни в коем случае не выходи из дома. Ты поняла?

– Да, я знаю. Там опасно, – надула Маэль губки.

– …И он обгорел сильно, – закончил свою фразу харадец, когда они были уже на улице. Снег скрипел под валенками.

– Обгорел? Он что, в деревне был, когда банда пришла? Что он там делал?

Харадец покосился в сторону берегини и поджал губы, недвусмысленно оценивая ее недогадливость:

– Я не думаю, что это сейчас важно.

– Да, действительно…

Они еще не подошли к домику монаха, а масштаб катастрофы Оденсе уже был ясен. Люди лежали на подводах под звездным небом и просто на земле. Мороз добивал тех, кому удалось избежать огня и руки убийцы.

– Почему вы их ко мне не пропустили? Вы же видите – они умирают.

– Бадир запрещает, – ответил дружинник. Эту фразу берегиня слышала от харадцев чаще, чем все остальные.

– А самого Бадира почему здесь оставили? Я бы лечила его там, а Листопад имел бы больше свободы, чтобы помочь всем остальным.

– Бадир отказался уходить.

– Вот еще новости, – пробормотала Оденсе. Они уже зашли под навес, построенный перед домом, где в обычное время больные ждали своей очереди, пока монах был занят. – И почему?

– Не хотел оставлять свою семью.

– Кого? – Оденсе поразилась. Она пять лет жила бок о бок с Бадиром, но о наличии семьи у того не подозревала.

Женщина, лежавшая на лавке внутри дома, плакала:

– Я не хочу жить, не хочу жить…

Листопад был занят у стола.

– Займешься? – коротко бросил он вошедшей с мороза жене.

– Палау ее зовут, – сказал дружинник, он принял из рук Оденсе шаль и шубу. – Только она не отзывается почему-то.

Беглого осмотра Оденсе было достаточно, чтобы понять, что причиной стенаний женщины была не физическая боль. Берегиня обработала ожоги на ее лице, шее, ладонях и плечах, как могла обезболила – но плач женщины не прекращался.

Оденсе переключилась с нее на сидящего в изголовье Бадира. Он пострадал намного больше. Ожоги были страшными, уничтожив местами кожу, но он не произносил ни звука. Глаза были пусты.

– Он не успел вытащить детей, – шепнул дружинник. – Жене помог выбраться, вернулся – и тут начала обваливаться кровля. Мы выволокли его, а дети уже задохнулись.

У Оденсе похолодело сердце, ее глаза заметались в поисках собственного ребенка. Сынишка стоял рядом с отцом, с невероятной для ребенка серьезностью стараясь помогать ему во всем.

В отличие от сестры Идар не боялся вида крови, его не пугали крики больных. Операции воспринимались им как игра в конструктор, которую его отец виртуозно заканчивал каждый раз, поражая его своими способностями в починке человеческих организмов.

С того дня вылазки со стороны Потлова участились. Банда, ушедшая от расплаты после первого набега, потеряла всякий страх, нападая уже не только ночью, но и днем.

Бадир, который отказался лечить обезображенное огнем лицо, выслушав очередное донесение, твердил:

– Это не просто банда – это вылазка потловской дружины. Тогда целью была не деревня, а я. Следующей целью будет крепость. Нам нужно подкрепление из Рымана. Когда они проберутся сюда через сугробы, неизвестно. Дороги здесь никому в голову чистить не приходит – весной же все равно все растает. Да, это не Харад…

Снег таял, трещал и крошился на реках лед, плыли куда-то ленивые льдины. А обещанного Рыманом подкрепления все не было.

Оденсе приснился крик Листопада. Она не запомнила сон – ни начала, ни конца, ни причины, породившей крик.

Она открыла глаза.

Опять стучали в дверь. Стук был необычным. Он просто сносил дверь с петель. Берегиня подскочила на кровати и закашлялась от проникшего в комнату дыма:

Пожар! Схватив ребенка на руки, она подскочила к двери. Оттуда кричали, звали ее по имени.

Оказавшись на улице в ночной рубашке и валенках, берегиня растерялась от творящегося вокруг сумасшествия. Гудело пламя, плясал слишком яркий для глубокой ночи свет, метались люди. Разбудивший ее дружинник махнул в сторону ворот крепости:

– Выбирайтесь! – Сам он вернулся к тому, чем занимались все вокруг. Он тушил пожар.

168