У каждого свой путь в Харад - Страница 36

На какое-то время все замолчали, потом тишина была нарушена фразой монаха:

– Скоро все закончится. – Он перебирал четки. – Удали на всех хватит.

Костяшки разговаривали между собой – тук-тук, тук-тук…

– Шелест, говорил с Ольмом? – Саммар сделал Дарине знак прекратить экзекуцию и натянул, убаюкивая плечо в тепло рубашки, рукав.

Шелест отрицательно покачал головой.

– Не говорил, значит, – буркнула девушка. – Тогда откуда знаешь, что скоро отсюда выдвинемся? Тоже мне, пророк… Слушай, а какой это гадостью я тебя растирала? – спросила она уже у телохранителя, с подозрением поднося к носу пузырек с мазью. – Фу, вот ведь… Я руки-то теперь от этой дряни отмою, нет?! Знахарка, что ли, дала? Ну точно, ихним болотом воняет…

Ужин прошел в молчании. Приставленные к гостям лакеи и горничные церемонно прислуживали, пытались оказать максимальное уважение, чем вызывали в ответ только раздражение.

Когда служанка третий раз, как бы невзначай, подсунула Дарине именно ту самую, необходимую для данного блюда вилочку, всадница не выдержала. Сдержав подступающее к горлу рычание, она медленно, но очень твердо отложила предложенный прибор, стукнув им о зеркальную крышку стола. Чтобы сомнений в ее намерениях не оставалось, Дарина привстала и, орудуя собственным кинжалом, сама отрезала от запеченной тушки индейки приличный кусок. Шлепнула его на тарелку и принялась есть, разламывая мясо руками. А потом и вовсе, набрав на тарелку с общего блюда разнообразных фруктов, женщина удалилась с ними на облюбованный подоконник.

Саммар усмехался, наблюдая за ее столь явным протестным поведением. Ни он сам, ни Гыд от принятых в Латфоре традиций за столом не отходили.

Саммар почти за два десятка лет, проведенных при дворе Дановарра IV, впитал все великосветские выкрутасы. Харадцы славились невероятной способностью к выживанию, соответствие светскому этикету, вероятнее всего, воспринималось ими как своеобразное средство маскировки.

Камуфляж для городской мирной жизни.

Саммар как никто другой знал, что, если хочешь выжить в разных условиях, легче научиться вести себя адекватно им, чем проявлять неуместную принципиальность в приверженности к привычной линии поведения. Гыд, всегда смотревший на Саммара с безграничным уважением, просто повторял за ним каждое движение. У харадцев обучение продолжается всю жизнь, а что может быть проще – учиться у старшего, просто копируя все новые для тебя движения?

Шелест сидел над тарелкой с неизменными четками. Перед ним стоял хрустальный бокал с водой, а на тарелке лежал нетронутый кусок рыбы. Монах наблюдал через стол за Ольмом. А тот, погруженный в свои мысли, не замечал ничего.

«Большая часть военачальников и здесь, в Латфоре, и в Княжграде, и в Потлове родом из Харада. Что произойдет, когда войска Удматора, сровняв с землей Озерный край, хлынут на просторы потловских степей и отправятся дальше, через перевал, маршевым шагом?»

Четки монаха еле слышно отстукивали вязкие, тянущиеся друг за другом секунды.

«Так стучит сердце, размеренно и спокойно. Сердце, не знающее о смерти. Сердце – оно знает только жизнь и верит только в нее». – Ольм моргнул, отгоняя призрак холодного небытия, и перевел взгляд на Дарину, непривычно разодетую и причесанную.

Презирая сделанный утром маникюр, Дарина грызла ноготь, нехорошо сощурив глаза и улыбаясь левой стороной рта. Она почувствовала взгляд Ольма, взглянула в глаза в ответ.

«Если они отринут уставное право… Отряды харадцев, «продажных наемников», как, брезгливо морщась, называют их очень многие, потянутся на защиту того, что они предавать не намерены были никогда. О чем их наниматели даже представления никогда не имели. Свободу гор.

Те их отряды, что пойдут через Потлов, нарвутся на бо-о-ольшой сюрприз. Но и там они прорвутся. С потерями. Потлов, как выяснилось, мастерски умеет, улыбаясь в лицо, бить при этом в спину. Да, с потерями, не без того, но и ожидаемо отплатив за них, вырезав половину того же Потлова.

Даже не из мести за предательство, а просто потому, что стоит на пути.

Элитный Княжград вообще не в счет… Да, сама столица обнесена тремя рядами крепостных стен, но нельзя не признать – его строили для демонстрации помпезности и изысканности вкуса местной знати, а не для длительных осад. Место крайне невыгодно расположено в привычном для любого военного смысле. Они никогда не вели войн на своей территории. И это не потому, что исторически так сложилось, а потому что Княжградцы не идиоты.

Плоскогорье, открытое как ладонь. Река, питающая водой город, имеет русло глубокое и узкое. Его легко перекрыть, построив выше по течению плотину. Так что, устроив городу осаду, захватить его ничего не стоит. Они-то рассчитывают отсидеться в тылу, в тишине и спокойствии, и встретить армию Удматора уже как союзническую, только этот расчет ошибочный. Княжград неоригинален – харадцев среди их военных чинуш предостаточно. Как только дойдут вести с фронтов, начнется смута, и потерявший почти всю военную верхушку Княжград взорвет изнутри гражданская война».

«Или… Или завербованные наемники не изменят уставному праву? Среагировав на ситуацию, постараются, приспособившись, выжить в новых условиях? И Харад – «ведь он не родина, а всего лишь место» – займет бесноватая нечисть Удматора? Войска подойдут с двух сторон, и он очень скоро разделит участь Озерного края. Так и перебьют всех – одного за другим, поодиночке».

«Или уставное право такое же зыбкое, как и понятие родины? И все наемники – по определению, они же наемники, как ни крути – просто перейдут на сторону сильнейшего?..»