У каждого свой путь в Харад - Страница 57

– Так перегорит молоко же у ней! Что я потом делать буду с такой коровой?

Брегиня вздохнула и тихо попыталась вразумить собеседницу в последний раз:

– Да и нельзя тебе – только что ж родила. Куда? Успокойся. Разберемся мы с твоей коровой.

Оденсе вышла в сени. Мужичок пытался, поднявшись на ноги, не шататься. Ему это не удавалось, и теперь уже он заплакал от стыда за свою слабость. Утирался краем рукава, концом бороды, стараясь скрыть лицо, все бормотал слова благодарности и совал в руки Оденсе круглые серебряные монеты потловской чеканки.

По дороге домой они несколько раз останавливались у других деревенских домов. Узнавая в сидящей на телеге женщине берегиню, все здоровались, кланяясь в пояс. Улыбались, поглядывая на нее все же чуток с опаской. В одном доме бойкая молодуха вызвалась подоить несговорчивую корову, обговорив заранее, что четверть удоя возьмет себе.

Хозяин согласно махнул рукой и затянул вполголоса песню, путая спьяну слова. Довез, правда, Оденсе до дома он быстро, при этом старательно объезжал все ямки и ухабы, чтобы причинить как можно меньше беспокойства.

При расставании, все еще шатаясь, поклонился. И в знак благодарности прижал руки к груди, чтобы выразить этим жестом всю признательность, оформить в слова которую ну никак не получалось в данный момент.

Оденсе поклонилась в ответ:

– Идите и пусть добро не оставит ваш дом.

Глава 5

Берегиня выпрямилась, вытерев ладони о передник. Что ни говори, а это крайне удобно, когда неподалеку от дома протекает река. Пусть даже совсем небольшая. Пусть даже маленькая. Как этот ручей. Не колодец, не запруда со стоячей, плесневелой водой, а живая, бегущая себе куда-то вдаль.

Потянувшись, чтобы расправить затекшую спину, Оденсе принялась встряхивать только что прополосканные вещи. Капельки водной пыли попадали на волосы, замирая в их переливах подобно утренней росе. Или просто оставались кружиться в воздухе, расцвечивая его своей способностью преломлять луч света в радугу.

Она представила, как визжали бы от удовольствия, попадая под взмахи мокрой ткани, ее собственные дети, в шутку нападающие на материнские ноги, чтобы получить новую порцию брызг. Улыбнулась. Когда дети рядом – мир становится другим. Обращаешь внимание на мелочи, из которых позже складываешь самые важные воспоминания в жизни.

Но детей рядом не было. У Оденсе заныло сердце. Их смех не скрашивал монотонность обыденной работы.

Но все же, как и любая другая рутина, хозяйственные дела успокаивали берегиню. Руки совершали знакомые, сотни раз до этого повторяемые движения, не привнося ничего нового – может, в этом было успокоение? В почти усыпляющем действии привычной работы? И она отвлекала от мыслей, вьющихся в голове роем?

«Как это все могло случиться?»

Этот вопрос не менял формулировки уже столько лет.

Все превратности ее судьбы, начиная с самого далекого прошлого, цеплялись одна за другую и противоречили всему, казавшемуся ей здравым смыслом, вызывая один и тот же вопрос: «Как это все могло случиться?»

И вот сейчас то, что казалось совершенно невозможным никогда и ни при каких обстоятельствах, снова происходит. Снова с ней и снова – на самом деле.

Теперь вот в ее доме завелась нелюдь. Не – людь.

Чуждое ее сущности создание. Творение каких сил?

Но она не могла отказать в помощи и ему. Ведь он терял жизнь. Медленно, по капле. Умирал на ее глазах. И даже несмотря на то, что жизнь его не была человечьей, берегиня видела в ней бесконечную ценность. Согласно древним писаниям, способность к целительству, переданная в дар свыше, должна была иссякнуть, будучи использована для помощи ему подобным. Будучи осквернена при соприкосновении с иными народами. Как от проклятия самой себя.

И все же…

«Вылечила же я в детстве собаку, когда та попала в волчий капкан? Наставница испугалась – сказала, пропадет дар, собака же не человек… Но он не пропал. А я все думала: что, если не судить собаку строго, то выходит, что собака приносит пользу – охраняет от диких зверей. Она нужна человеку. Он в ней нуждается. Вот дар и не пропал. А эльфы? Опять же, я не лечу их всех подряд. Может, с этого эльфа тоже какой толк выйдет?»

Она вздохнула, прекрасно понимая, насколько эти мысли идут вразрез со всем, чему ее учили.

«Ох, ересь, ересь…»

Оденсе воспитывалась среди таких же, как и она, девочек, чьи способности к врачеванию служительницы культа Берегини подмечали с детства. Они не забирали их из семей, как это делал, к примеру, монашеский орден Стирающий Лица, наоборот – каждая семья, в которой жила маленькая берегиня, была окружена дополнительной заботой со стороны Светлого Братства. Поддержкой, направленной на то, чтобы искоренено было все негативное между родственниками и девочки видели лишь тепло и любовь.

Ненависть заразна. Она как болезнь. Стоит обронить злое слово в душу ребенка – и оно, как семя сорняка, прорастет и пустит разрушающие, жадные корни, не давая взрасти ничему светлому. Вера берегини не допускала ненависти. Она была приятием на уровне сердца всего мира через добро и любовь. Она – вера Светлого Братства, древние знания которого не ставили под сомнение человеческую форму жизни как единственно высшую, правильную и угодную Создателю. Где Он признавался за средоточие жизни и света. Жизнь дарится людям, дарится для людей. Все остальное – мерзкоподобное и противное Ему. Пораженное тьмой. И все зло и боль в мире от ее скверны.

Характер силы, дарованной берегиням с рождения, обладал уникальным свойством. Соприкосновение с самой целительницей или даже близкое приближение к ее жилищу у представителей магических народов, черпающих свою силу не из света – к примеру, таких, чьим представителем являлся Вых, – вызывало у нее крайнее беспокойство. Она начинала чувствовать себя путницей, окруженной в заснеженном лесу стаей волков.