– Пятый день пути, а латфорский хлеб у тебя, как погляжу, не переводится. – Дарина заглянула в котел через плечо Гыда. – С чего бы?
– Просто это единственное, что мне по-настоящему нравится из их кухни.
Не слушая его ответ, девушка уже тянула носом воздух. – Пахнет здорово! Эх, Гыд, не тем ты занимаешься, пристроился бы на кухне в каком-нибудь замке, в тепле и сытости, стал бы знатным поваром…
– Поговори еще, – буркнул Гыд, стыдящийся своего таланта.
Приготовление пищи не входило, по его мнению, в список приличествующих воину достоинств. Но что поделать, если кроме него в этой компании никто ничего не пытался сделать хоть сколько-нибудь вкусным. Для Саммара и Дарины единственной приправой, к пополнению запасов которой они относились всерьез, была соль, все остальное считалось излишеством или баловством. Он же вырос в Хараде, где количество специй и смесей из них огромно. Самый тонкий и привередливый гурман был бы в восторге. И зачастую в походах по равнине Гыд страдал, оставшись без разнообразия вкусов.
А монах продолжал оправдываться:
– Во дворце, когда вам вручили торбу с едой, мне дали стопку лепешек. Я не счел возможным отказаться.
– М-да? – Гыд отвлекся от помешивания ухи и перевел взгляд на Шелеста. – Я думал, что монахи вообще ничего не едят.
– Да ну тебя, – устало отмахнулась Рина. – Как же ничего не едят? А огромные монастырские угодья им тогда для чего?
– Ну не знаю… – Гыд слегка смутился и извиняющимся тоном, глядя на монаха, произнес: – Просто я еще ни разу не видел, чтобы ты ел.
Саммар тем временем устраивал место для ночлега. Он обрубил несколько нижних веток у молодых елей и уложил их одну за другой на землю, сверху расстелил одеяло – получилось ложе, на котором холод от земли чувствовался значительно меньше. Он завернулся в плащ и сел к огню.
Его взгляд скользил по спутникам, перебегая с одного на другого.
«Как трудно принять решение. Оказывается, насколько все было проще, когда Ольм был рядом. Было ясно, куда идти и зачем. Был приказ, и вопрос относительно его исполнения возникал только один: «Как это осуществить?» А что сейчас? Мне нужно выбрать, какой дорогой идти в Харад, а я даже не уверен, стоит ли вообще туда возвращаться».
Гыд уже разливал варево по плошкам, желудки урчали у всех, и поэтому серьезный разговор Саммар решил отложить на потом.
В костре догорало полено. Саммар разворошил его распаленное нутро длинным прутом, и мириады искр вспыхнули, подхваченные поднимающимся к небу жаром.
– Каждый из вас в свое время принес клятву верности благородному Хальмгардскому дому, – начал бородач. Он задумчиво оглаживал свою бороду и говорил медленно, тщательно подбирая каждое слово.
Гыд молчал, ожидая продолжения, а Дарина удивленно приподняла одну бровь, пытаясь понять, куда он клонит. Один лишь Шелест, как всегда, казался внешне невозмутимым.
– Как и я. – Саммар сделал паузу. Ощущая одновременно прикосновение к собственным мыслям извне. Он поморщился: «Зачем, Шелест, зачем ты снова пробрался в мою голову? Я и так сейчас скажу все, о чем думаю».
«Может, как раз не следует говорить все, о чем ты думаешь?»
«Может. Но сейчас я твердо уверен в обратном».
«Остановись».
– И мы ни на йоту не отходили от уставного права. Ни один из нас.
«Остановись, Саммар»! – В голосе Шелеста появились холодные нотки.
– Но я думаю, что настало время пересмотреть многое.
– Ты можешь говорить яснее? – Дарина устала вслушиваться в паузы. Она не любила недомолвок и неясностей.
– Не перебивай, – оборвал ее Гыд.
– Вы привыкли относиться ко мне, как к старшему. И как старший, сейчас я не могу не сказать то, что мучает меня с момента отбытия из Латфора. Принц Ольмар остался в замке Иорета и тронется оттуда только лишь во главе огромной армии. В ином случае он остается там под покровительством латфорских князей. До прояснения ситуации. Мы больше не могли оставаться в замке – вооруженная охрана принца бросала тень на способность Иорета уберечь в собственном доме гостя. Таким образом, в данный момент мы оказались предоставлены сами себе.
«Еще раз прошу – остановись, Саммар. Это ошибка. Все, что ты собираешься сказать». – Шелест так сжал в руках сухую ветку, что она сломалась.
– Пока мы вместе. Но в какой-то момент каждый из вас должен будет сделать выбор.
– Выбор? Какой выбор? – Рина нахмурилась. – Ты имеешь в виду…
– Я имею в виду, куда идти. Чью сторону выбрать. Мы наемники. Сейчас, когда власть хальмгардцев слабеет, когда Озерный край пал…
– У тебя нет прав судить об этом! – зазвенел в тишине голос Шелеста, словно отрезав все последующие слова, которые мог обронить харадец.
– Монах, ты сдурел? – Глаза Дарины округлились от неожиданности.
– Слова Саммара можно расценивать только как измену, и он об этом осведомлен прекрасно.
– Да мы же просто разговариваем! – не унималась Рина. – Как ты можешь! И кстати, у тебя-то уж вообще никаких прав нет на обсуждение этой темы. Монашеский орден вне закона и государственной власти, правда? Так чего ты взвился?
– Каждый из вас, как только что сказал Саммар, принес в свое время присягу на верность князям Ольмхольма. Раз так, это для вас что-то да должно значить. – Его рука вынырнула из складок рясы. На ладони, затянутой в черную кожу перчатки, блеснуло отполированным металлом кольцо.
Гыд сидел к Шелесту ближе всех, и в его руки кольцо перешло от монаха первым. Парень повертел его в пальцах, прищурился, рассматривая вязь гравировки на внутренней стороне и печать на плоской перстневой пластине.