– Гербовый перстень. – Он передал кольцо Саммару. – Что скажешь?
Дарина подалась вперед, присматриваясь к драгоценности, оказавшейся сейчас в руках бородача.
– Я знаю, что это, – произнесла она. – Это перстень Ольма. Шелест, откуда ты его взял?
Саммар долго разглядывал кольцо.
– Это не кольцо Ольмара, – наконец изрек он.
– Да говорю тебе – это точно его вещица! Я сто раз его видела. И даже в руках держала. Он сам его тебе дал, что ли? – Девушка снова обратилась к Шелесту. – Чтобы ты был проводником его воли? Или как там у вас это называется – представителем с полномочиями?
Саммар устало покачал головой, отметая ее предположение.
– Ты ошиблась, это не кольцо Ольма, – еще раз повторил харадец. – Но оно очень похоже. Если не сказать точно такое же. Вот и немудрено перепутать. – Он потер переносицу. – Это один из фамильных перстней Хальмгардов.
– То есть? – Дарина переводила взгляд с одного спутника на другого. – Что-то у меня в голове никак не укладывается…
– Ты уже все прекрасно поняла. – Шелест протянул ладонь, чтобы вернуть себе кольцо. – Лишние разговоры ни к чему. Все остается как раньше.
Над костром на некоторое время повисло молчание. Было слышно только, как потрескивает подброшенный в огонь хворост.
«В голове не укладывается. Немудрено, что уж тут говорить…» – Саммар припомнил, сколько лет он верой и правдой служил князьям Озерного края. Как стал личным телохранителем Доноварра.
«Ольм практически вырос у меня на руках. Я обучал воинскому искусству его старших братьев. Жил в их доме. И как, интересно, я мог проморгать еще одного сына Доноварра? Ни единого упоминания, никогда и нигде».
Он снова и снова переворачивал прутом поленья в костре, давая им быстрее разгораться. В воздух взлетали искры. Саммар с надеждой ловил их свет, желая, чтобы он пролился на его собственные догадки. Но те гасли в воздухе одна за другой.
Дарина с Гыдом переговаривались вполголоса, пытаясь прояснить для себя, в какой степени родства находится монах с Доноварром и Ольмом. Гыд удивлялся в своем обычном простодушии тому факту, что у монаха может быть родня среди обычных людей. Дарина, с опаской поглядывая в сторону маячившего на берегу реки Шелеста, отметала сомнения Гыда насмешками. Она, пересыпая речь присказками, объясняла, что монахи от монахов не происходят, рожают их по-прежнему бабы, и, следовательно, по крайней мере одна родственница в миру у них быть должна обязательно. Саммар в их пустую болтовню не ввязывался. Он думал.
«Это кольцо – знак принадлежности к монаршей семье. Его невозможно украсть, тот, кто захочет завладеть им силой, поперек воли истинного хозяина, попросту перестает его видеть. Вот оно лежит перед тобой, поблескивая влажными гранями камней, словно кричит о своей баснословной стоимости, и ты желаешь обладать им, несмотря ни на что, тянется рука – но хватает воздух. Кольцо тает, как мираж.
Старая эльфийская магия.
Магия тех давних времен, когда монахов в Озерном крае в помине не было. И вот теперь оно у одного из них, и свойств своих не потеряло, так же служит хозяину. Невозможно и подделать его. Как подделать кольцо с заклятием, завязанным на имени, которое накладывается при рождении владельца? Много еще чего болтают про волшебные свойства подобных колец. Но точно никто ничего не знает. Кроме самих князей, разумеется. У благородных свои тайны. – Мужчина невесело усмехнулся. – И как оказалось, они касаются не только драгоценностей».
Наконец его спутники, не сговариваясь, расползлись в противоположные стороны, завернулись кто в одеяло, кто в плащ и уснули. Он видел, что спит даже вездесущий Шелест.
Безопасность, которую мог обеспечить Саммар, казалась им безусловной. Или это был просто эгоизм уставших молодых людей, и они просто выбрали сон, небольшую передышку для себя, наплевав на его собственную возможность отдохнуть?
Харадец поудобнее устраивал себе место для ночного бдения. Одеяло под спину, плащ на плечи, ноги поближе к теплу.
Ко всем многочисленным, приобретенным на полях сражений болячкам не так давно прибавилась ноющая, донельзя раздражающая боль в пояснице. Болело не так, как болит один из шрамов, воспоминанием о старой ране. К такой боли он привык, сроднился с ней. Но сейчас ныли мышцы вдоль позвоночника, затягиваясь в судорогу нервов, не давая шанса даже чуть-чуть расслабиться.
Это не мешало ему ходить, стоять и даже держаться в седле. Но стоило на какое-то время замедлить свой бег по жизни, и спина вновь напоминала о себе. Словно стараясь вытолкнуть из состояния покоя.
«Старость подкралась. Или погода зашалила, сквозняк какой-нибудь поймал. Или не время пока еще сидеть, и это знак». – По большому счету причина Саммара интересовала не особенно. А вот вопрос, когда новое ощущение лишит его ночного сна, был весьма актуален. Он слушал свою спину и ясно понимал, что если сейчас больно сидеть, то очень скоро станет невозможно спать.
Припомнилась берегиня с ее врачевательским талантом и противостоящие ей силы монашеского ордена. И та, и другая сторона могла бы на раз облегчить его страдания. Независимо от различий между ними и вызванной этими различиями вражды.
Харадец с тоской посмотрел на темнеющую напротив него через костер фигуру Шелеста. Как ни странно, ему никогда прежде не приходилось прибегать к их магии. После битв его латали сельские знахари или, если дружине полагалось по рангу присутствие ученых мужей, то лекари. Берегинь уже давно загнали в глубинку. А монахи всегда были заняты умирающими и тяжелоранеными, Саммару же везло.