У каждого свой путь в Харад - Страница 94

«Медведи по улицам не ходят», – припомнились герцогу несколько минут назад произнесенные супругой слова. Раны были словно нанесены неудачливым и глупым охотником. Он поморщился. – «Очень похоже, что ходят. Какие-то странные медведи, крепко пожимающие плечи молодым девам».

Гир аккуратно потянул за ткань рубашки. От теплой воды потемневшее кровавое пятно потихоньку отставало от спины, открывая многочисленные огромные синяки. Княжна застонала.

«Значит, это не медведь и не рысь. – Арьезский расшнуровал завязанный на запястье невестки бантик. Он спустил с плеч девушки рубашку. – Порезов мало, а синяков много, но они почему-то только на спине. А вот эти ссадины вроде как идеально прямые, словно от ударов плетью. И две глубокие раны на уровне лопаток. Спереди же только четыре косых полукруга, вспоровших кожу, но не очень глубоко вошедших внутрь с обеих сторон. Не смертельно, конечно, но должно быть очень больно».

Он в задумчивости стер с кожи Гали потеки засохшей крови. Раны продолжали сочиться, но их края стали твердыми и зарозовели воспалившейся плотью.

«Как будто ее били чем-то тяжелым по спине, потом пару раз хлестнули кнутом и воткнули что-то небольшое. Наконечник копья? Потому что это не меч, не кинжал и не стрела… Раны нужно промыть и зашить. Как это все скрыть от Элли? А нужно скрыть. Максимально. По крайней мере, сейчас. Что бы там ни было на самом деле, но она с ума сойдет. – Он осторожно погрузил тело девушки обратно в теплую воду. От ран сразу же разошлось слабо окрашенное кровью марево. Она снова застонала. – Кто его знает, может, ей нельзя в воде находиться. Но пока настоящего врача нет, я тут самый главный врач – а мне пока в голову ничего другого не приходит, кроме как промыть водой, а потом, как обсохнет, залить коньяком и прижечь…»

– Сними с нее до конца одежду, – приказал Гир служанке. – Разрежь по швам, чтобы не тревожить лишний раз, и сожги потом тряпки, ясно?

Он приоткрыл дверь:

– Помогите перенести княжну в гостевые покои!

Бочком вошел дворецкий, старательно отводящий глаза от наготы девушки. За ним следом с большой купальной простыней в руках шествовала одна из горничных. Все остальные шушукались за дверью. Когда Гали подняли из ванной, чтобы завернуть в простыню, она пришла в себя:

– Где я?

– Ну как тебе сказать? – Гир поднял на руки ее миниатюрную фигурку. – Ты находишься где-то… Где-то после твоей личной катастрофы.

Дворецкий предупредительно распахивал перед его светлостью все встречающиеся на пути двери.

В спальне гостьи суетились служанки. В камине потрескивали поленья, пожираемые огнем, отовсюду была стерта пыль, и отдернутые портьеры открывали вид на рассвет. На перине взбитой горой высились подушки и был кокетливо отогнут угол одела.

Герцог опустил девушку на кровать. Пока ее переодевали, он стоял у портьер, глядя в окно, едва слышно барабаня пальцами по дереву подоконника.

Княжна сидела, утопая в подушках. Рубашка с кружевами и рюшками, красивейший чепчик. Ничто не напоминало о ее плачевном состоянии, кроме свернутых в несколько раз полотенец, укрывших израненные плечи в ожидании перевязки.

Чуть слышно скрипнула дверь. Вошла еще одна служанка и осторожно внесла на подносе дымящуюся чашку с бульоном. Она предприняла попытку покормить Гали, но девушка отвернулась от поднесенной ко рту ложки.

– Лучше ешь, – буркнул, нахмурившись, Гир. – А то сам кормить буду.

Никак не отреагировав на слова зятя, Гали произнесла:

– Мне надо с тобой поговорить.

– Кто бы сомневался, – снова буркнул герцог. Он сделал знак горничным покинуть спальню.

Когда дверь за ними закрылась, Гали вздохнула, на секунду прикрыла веки, собираясь с мыслями. Гир повернулся лицом к девушке, скрестив на груди руки. На фоне всех этих подушек и массивного изголовья кровати ее фигурка выглядела еще более тонкой и хрупкой, чем была на самом деле.

«Совершеннейший ребенок, в какую передрягу она могла попасть? Или сейчас так калечат за неправильно завязанные бантики на косичках?»

После секундной передышки княжна начала говорить.

Герцог слушал. Не перебивая и не задавая вопросов. Он даже не хмурился, только напряженнее становился прищур его темных глаз.

Рассказ заставил его каждодневную реальность покрыться сетью тревог и опасностей. Все, чего стоило бояться, всегда находилось очень далеко от Гира и не могло потрясти его. Не могло настолько угрожать, чтобы возникло желание отступать, уползать, поджав хвост. А теперь это все вдруг оказалось за порогом.

Оказалось, что мироустройство, знакомое с рождения, готово вот-вот рухнуть. А умный Арьезский этого даже и не заметил. Он ощутил себя потерявшимся в тумане. Когда не можешь видеть, куда ведут расходящиеся под ногами дороги и неясен следующий шаг.

Единственное, что стало ясным герцогу под конец рассказа Гали, так это то, что опасался серьезных проблем он совсем не зря.

Перестук колес и покачивание экипажа. Вместе с ним покачивался под равномерный цокот и весь мир. Уже целая неделя жизни состояла только из этого.

Окна экипажа запотели, и не было видно, как снаружи в первый раз за этот год землю укрывает снег. Снежинки опускались медленно, словно раздумывая, стоит ли вообще падать вниз? Белыми, почти невесомыми крупинками они держались на поверхности, не смешиваясь с влажной осенней распутицей дороги. Скрывая под своей чистотой грязь. Пока по ним не проезжало колесо, взбивая все в однородное крошево.

Гали раскачивалась вместе с экипажем. Она полулежала на розовых шелковых подушках и невидящим взглядом смотрела в мутное окошко. Свет сменяли тени, тени сменялись светом. Когда становилось очень темно, она понимала, что они въехали в очередное ущелье или подкрался очередной вечер.