У каждого свой путь в Харад - Страница 128

128

А может, правы те эльфы, кто с брезгливостью относится к людской расе, кто считает, что тяга ко всему мерзкому заложена в самой человеческой натуре?

Эльф вспомнил Ольма и Саммара и отрицательно качнул головой, не соглашаясь с собственными мыслями.

«Но если так, почему не все они одинаковы?

Вот насколько было бы проще, будь все наоборот. Если бы все они испытывали только ненависть, людей давно бы не существовало. Уже давно они сгорели бы в огне большой войны. Уступили бы место какому-нибудь другому виду. Который бы с большей любовью относился к своим отдельным представителям.

В Хараде другие люди. И те, кто приезжает, меняются. Становятся совсем другими. Им просто приходится меняться. К лучшему.

Такое ощущение, что там вообще способны выживать только лучшие. И только лучшее, что есть в человеке, остается в нем без изменений.

Но это там – в месте, где бесконечность простора дарит крылья свободы.

А здесь? Это место тоже дает мыслям свободно течь, но туман…

Туман – он сбивает с толку. Он как стены, странные зыбкие стены, которые дают пройти, но отнимают зрение. Мысли начинают петлять и в конце концов сворачивают к началу, и все крутится снова и снова вокруг одного и того же. Но самое главное – ты не видишь, куда идешь. Путешествие, лишенное цели, бессмысленно. Что бы ты ни делал – все бессмысленно. Раз так, тогда к чему войны? Если ни в чем нет смысла, в войне его подавно не отыщешь… Выходит, и здесь к этой мысли можно прийти. Пусть даже и другим путем. Тогда почему они все еще не осознали сей факт? Все эти люди, мнящие себя культурными и прогрессивными? Те, кто войны объявляют? А те, чьими руками ведется война, кто целится в незнакомцев по ту сторону фронта, кого поднимают идти врукопашную на такого же ополоумевшего противника, – о чем думают они?

Может, эльфы ошибаются и не видят, что у людей просто не хватает времени во всем разобраться?

Нет времени подумать?

А может, я слишком долго живу среди них и теперь, как и они, пытаюсь найти причину, чтобы оправдаться в чем угодно и оправдать всех на свете?»

Дверь снова натужно скрипнула. Оденсе придержала ее сначала плечом, потом ногой – руки у женщины были заняты. Она несла большие глиняные чашки, в каждой торчала ручка столовой ложки. Сверху чашки были накрыты ломтями разрезанной булки, и берегиня старалась идти так, чтобы они не соскользнули в чашку.

– Раз уж такое дело… – сказала Оденсе, подойдя к Годэлиску. Она выразительно посмотрела на него и с нажимом добавила, чтобы он понял, что именно она имела в виду: – Раз уж вы настаиваете, будем есть на свежем воздухе.

Берегиня наклонилась, протягивая эльфу чашку:

– Берите. Приятного вам аппетита!

Годэлиск кивнул и принял чашку, одновременно двигаясь с середины на угол ящика, чтобы женщина могла сесть рядом.

В чашке был густой суп. Картошка, морковка, грибы, лапша и зелень. Эльф потянул носом – пахло очень вкусно. Оденсе проследила за его движением, но истолковала его по-своему:

– Не разносолы, конечно, дворцовые. Но чем богаты, тем и рады.

Годэ поднял глаза от чашки:

– Зачем вы это делаете?

Берегиня искренне удивилась:

– Что?

– Проявляете заботу. Я вам категорически неприятен.

Берегиня немного помедлила с ответом. Она предпочитала не говорить людям то, что может задеть самолюбие, но и отрицать очевидное тоже не считала нужным:

– Это так. По ряду причин. В которых ни вашей, ни моей вины нет. Но не могу же я допустить, чтобы вся моя работа пошла насмарку. Случай был трудным, операция – тяжелой, пациент выжил… И что же, дать ему возможность голодать, чтобы ухудшить состояние? Никогда.

Годэлиск улыбнулся:

– Профессиональная гордость, значит?

– Ну да, – кивнула Оденсе. – И профессиональная же неприязнь. Ничего личного. Как чело… – Она осеклась, поймав себя на том, что только что чуть не назвала человеком эльфа. – Как личность, возможно, вы мне были бы и симпатичны. При других обстоятельствах.

Эльф помешал ложкой суп, макнул туда булку и откусил край.

– При других жизненных обстоятельствах, – повторил задумчиво он. – То есть, по сути, это значит, при наличии другой жизни. Другой судьбы.

Берегиня махнула на него ложкой:

– Ой, вы все прекрасно понимаете! От меня вы тоже не в восторге.

Эльф отрицательно покачал головой:

– Отчего же? Я благодарен вам. И вы мне интересны.

– Ого, – усмехнулась Оденсе, – даже так. Значит, я вас интересую. Знаете, есть признаки, по которым я определяю, пошел человек на поправку или нет. У женщин – когда они начинают прихорашиваться, у мужчин – когда они вновь откровенно интересуются противоположным полом. – Она шутливо подмигнула Годэ. Потом посмотрела более серьезно и, чтобы избежать двусмысленности, добавила: – Вы же понимаете, что я шучу?

Эльф улыбнулся в ответ. Он отвел взгляд от ее лица и посмотрел куда-то вдаль, сбившись с ориентира в тумане.

– Мне любопытна ваша судьба. Вы многое пережили. Что-то меняли вы, что-то меняло вас… Мне интересно это. Я наблюдаю за людьми. Пытаюсь понять, от чего зависит их путь и как он влияет на историю, ход которой отражается в летописи. Я очень долго живу среди них… среди вас, – поправился он, – но, при кажущейся примитивности, все так запутано, так сложно.

Оденсе внимательно посмотрела ему в глаза:

– По мне, так слишком долго. Раз вас начало всерьез интересовать то, на что самим людям наплевать.

– Людям наплевать на собственные судьбы?

– Людям наплевать на человеческую расу. Иначе как объяснить то, что мы здесь оказались?

128