Эльф хмыкнул:
– Ну так, может, напротив – им как раз наплевать на всех остальных, кроме себя? Мы-то с вами не совсем люди. Я имею в виду, я – эльф, не человек; а вы обладаете способностями, которые многие люди считают неестественными.
– Нет. – Оденсе помахала у кончика его носа куском булки. – Мы здесь не из-за того, что на нас кому-то наплевать. Совсем наоборот – из-за повышенного внимания к нашим персонам нас сюда занесло. Вас ранили не потому, что вы эльф. А потому что один человек хотел убить другого человека, которого вы подменили. Одному человеку было наплевать, что другой будет испытывать боль, страдание и в конце концов умрет. В страшных мучениях, между прочим.
Эльф посмотрел исподлобья на женщину. Его взгляд говорил, что насчет страшных мучений он осведомлен значительно лучше нее.
– Один хотел убить другого – это личная неприязнь, при чем тут судьбы мира?
Оденсе удивилась его замечанию:
– В вашем конкретном случае – а мы говорим о конкретных случаях, а не рассуждаем о чем-то абстрактном, не привязанном к реальности, ведь так?
Годэ кивнул.
– Так вот, в вашем конкретном случае никакой личной неприязни не было. Путем умерщвления принца Хальмгардов должна была произойти гибель огромного количества людей, у которых благодаря вашей жертве появился шанс. – Она прерывисто вздохнула. Поставила чашку на землю. – А я… Вы сказали, что благодарны за то, что я сделала для вас. Я даже не поняла сначала, за что вы меня благодарите. Для меня это так естественно. Сколько себя помню, никогда не занималась ничем иным. Всегда помогала. Но меня стали гнать. Пришлось прятаться. Я не могла помогать всем, а те, кто был рядом, боялись принимать мою помощь. Из-за того, что лишили свободы меня, скольких людей боль свела с ума? Сколько потеряли возможность выздороветь? Сколько детей не родилось? Тем, кто гнал меня, было не наплевать на все эти жертвы, как вы думаете?
– Они считают, что подобный выбор всегда вынужден. Что на него их толкнули обстоятельства.
Оденсе рассмеялась. Она всплеснула полными руками, и кольца на ее висках зазвенели, легонько ударяясь друг о друга.
– Обстоятельства?! Вы пытаетесь внушить мне, что это вечное человеческое вранье является истиной?
Годэлиск молчал. Его чашка тоже была пуста, но он медлил опустить ее на землю, опасаясь, что подведет тем самым черту под разговором.
– Нет обстоятельств, которые оправдывают такой выбор, – покачала головой Оденсе и тяжело вздохнула. – Но почему-то с детства большинству людей внушают обратное. Знаете выражение «человек человеку – волк»?
– Слышал, – улыбнулся эльф.
– Вот согласно этому постулату и живут многие. А вся громко пропагандируемая человечность – это просто блестящая обертка, в которую его же и заворачивают. Для отвлечения внимания.
– Я так не думаю, – сказал Годэлиск и снова улыбнулся. – Ко мне вы отнеслись человечно.
– Исключение. Тут ключ в том, что я и к вам, – отмахнулась берегиня. – Исключения лишь подтверждают правила.
– Может быть, – как будто согласился эльф. – А может быть, вы так говорите именно потому, что больше пострадали, чем я. Причем от своих же. Вот и видите в человеческой натуре только зло. Я так об эльфах говорить не могу. А мы ведь не идеальны, и тем не менее я не осуждаю свою расу. Может, именно потому, что со мной не эльфы воюют.
– Да отвоевались уже ваши эльфы! Сколько вас осталось, не сочтите за обиду мои слова? Горсточка… – Оденсе нахмурилась. Она методично, по одной стряхивала с подола хлебные крошки. – Большинство ушли в Далекие земли, а остальные сгинули, растратив свой век на людские бредни. Воевать… Чтоб воевать, войско нужно. Один в поле не воин…
– Один в поле – идущий за плугом. – Годэлиск говорил тихо, но уверенно. Сомнения в его голосе не было. – Он лучше, чем сто воинов. Он жизнь свою отдает не на бойню и сам никого жизни не лишает. Работает, чтобы взрастить то, что ему дорого. Оберегает это, пока не появятся всходы.
– Эх… – Оденсе подняла взгляд. Теперь и она смотрела куда-то вдаль. Туда, где за туманом темнели нечеткие силуэты деревьев. Берегиня смотрела так, будто могла видеть, что прячется за ними. – Хотела бы я, чтобы было так, как вы говорите. Мудрость вы сеете, я понимаю, мудрость. То, чего не хватает людям больше всего. И каждое слово, попадающее в душу, должно взойти и дать богатый урожай, если оберегать его от жестокосердия и глупости. Но души… души, к которым вы взываете, – неужели вы не видите, что в большинстве своем они каменные? Непробиваемые. Что на камне вырасти-то может?
И снова эльф улыбнулся:
– Вот как вы думаете… А ведь и на скалах растут цветы.
Глаза берегини были печальны:
– Не на скалах. Я это знаю.
– А если бы вы увидели подобное, то не поверили бы собственным глазам? Выходит, вы никогда не бывали в Хараде.
– Они растут в расщелинах, которые ветер заполняет песком и частицами земли. Камень не способен дать жизнь.
– И все же они растут на скалах. Значит, я буду не пахарем, шагающим за оралом, а ветром.
– Цветы на скалах – всего лишь очередной красивый образ. – Берегиня поймала себя на мысли, что тон ее речи стал назидательным. «Похоже, это издержки возраста. Интересно, я становлюсь мудрой или занудливой?» Женщина вздохнула, невесело улыбнувшись мыслям о грядущей старости.
«Кому, как не прекрасному эльфу, придумать такое сравнение? Ну и поверить в него, чтобы не страдать от бесперспективности тех, из-за кого он покинул свою расу». – Про себя она содрогнулась, на секунду подумав, что и к ней сказанные слова подходят. Не только к эльфу.