У каждого свой путь в Харад - Страница 159

159

Как будто их боль могла облегчить его собственную.

Он не знал, сколько прошло времени.

Сжимая руку и завывая, Листопад укачивал ее, баюкая боль.

Собаки бежали, с радостью чувствуя под лапами примятый снег, сменивший скользкую болотную жижу. Дорога шла под уклон, и упряжке было легко справляться с увеличившейся тяжестью поклажи.

Никто ими не правил, они бежали куда глаза глядят. Вернее, где легче бежать.

Остановилась упряжка, когда дорога вывела к озеру. Когти царапали скрипящую гальку. Вожак остановился, лизнул камни. Неуверенно поставил лапу на лед. Он видел темнеющую в центре озера прорубь.

Идти туда было опасно, но собаки так долго бежали, и им очень хотелось пить. Пусть даже вода будет студеной, но это все равно лучше, чем снег.

Вожак шевелил ушами. Рядом заскулил стоящий с ним в паре пес, словно просил разрешения идти вперед. Вожак оглянулся назад, в сторону нелепо лежащих на подводе людей. Он не знал, что делать.

Листопад, шатаясь, поднялся на ноги. Вожак слегка вопросительно качнул хвостом. Не обращая на него внимания, монах прошел несколько шагов вперед и опустился в снег. Он осторожно опустил руку на лед. Холод обжег, но мужчина, словно не чувствуя этого, начал нагребать на рану снег. Скоро вся рука была закопана, и Листопад почти перестал ее чувствовать.

Где-то под снегом пульсировало что-то, отдавая тупой дергающей болью в кость предплечья. Листопад лег, примерзая теплой щекой к таявшему под ней льду.

Он ни о чем не думал. Голова была пуста. И по-большому счету ему не о чем было думать, потому что ему было все равно, что будет дальше.

Это было странно. С того момента когда он потерял привилегии монашеского бытия, жизнь все время тыкала его носом в боль и смерть. В то, чем была пропитана его религия. Только раньше для него это было учением, которое гласило «вокруг смерть», а теперь он сам был предметом учения. В который уже раз монах умирал.

Кто-то отвязал собак, и они помчались к воде. Лед просел, вода из озера набегала через край льдины. Волны шли одна за другой. Собаки припадали на передние лапы и лакали воду вперемешку с ледяной крошкой, не рискуя подходить к черному провалу проруби.

Заскрипел снег. Листопад открыл глаза и увидел ноги в валенках. Берегиня присела на корточки, потом легла напротив него, лицом к лицу. Ее глаза тоже были пусты – ни единой мысли. Щека Оденсе вмерзала в лед, плавила его своим теплом, превращая в колючую воду.

Ее ладонь легла на снег, похоронивший в своем холоде изувеченную руку монаха.

Они долго лежали так, погрузившись в глаза друг друга.

Вожак подбежал к Листопаду. Ему не нравилось странное бездействие людей. Пес толкнул монаха в спину своим широким лбом. По какой бы причине человек так себя ни вел, это было, по мнению пса, совершенно безответственно – он стремился заботиться о стае. Собакам нужна была еда, а человек и сам их не кормил, и охотиться не отпускал.

Листопад сначала не отреагировал на толчок. Потом скосил глаза в сторону собаки. Пес тут же пару раз лизнул его лицо, проявляя тем самым крайнюю степень своей благожелательности.

– Пойдем, поможешь мне, – прозвучал голос девушки.

Монах перевел взгляд на свою руку и увидел, что никакого снега на ней уже нет. Оденсе держала свою ладонь прямо над раной.

– Прости, я не смогу убрать всю боль, – произнесла она. – Но она не будет такой сильной, чтобы ты не мог думать ни о чем, кроме нее.

Она села и бережно переложила его руку к себе на колени.

– Нужно забинтовать.

– Нечем…

Губы Оденсе тронула тень улыбки.

– Есть. Всегда можно что-нибудь придумать. Ты не видишь, потому что привык все делать по правилам.

Она соорудила шину для руки монаха из того, что попалось на глаза и было для этого пригодным. Зафиксировала ее у груди повязкой через плечо, чтобы движения причиняли как можно меньше боли.

После этого девушка посмотрела в глаза Листопаду и произнесла:

– Теперь помоги мне. Там что-то ужасное. Я такого никогда не видела. Я без тебя не справлюсь. Я попробовала, но ничего не получилось.

Монах послушно побрел вслед за Оденсе к полозьям. Низкорослик все так же лежал на перекладине, головой уткнувшись в одеяла, а ногами свисая наружу.

– Посмотри, что я сделала с ним. Сначала я чуть не убила тебя, теперь умирает он.

– Почему тебя это должно волновать? – Листопад наклонился к спине Ниха. По всей ее ширине словно кто-то чиркнул ножом. От лопатки до лопатки. Чуть наискосок.

Монах прикоснулся к шее проводника.

– Какой странный пульс. – Его пальцы прощупали края раны. – Нужно очистить рану и зашить.

– Это из-за меня. Он дышал, как в агонии, я постаралась успокоить его сердце. Но моей силы для него оказалось слишком много. И я не могу заставить его снова биться так, как должно. – Оденсе отвела глаза. – Когда я очнулась, не сразу вспомнила, что произошло. Он лежал, вцепившись руками в мои руки. Ладони до сих пор скрючены как в судороге. Наверное, он поэтому и не свалился, пока собаки дотащили нас сюда. Я вытащила из его пальцев свою одежду, попыталась перевернуть и тут увидела его спину. Чем это ты его так, хлыстом?

– Я? – искренне удивился монах. – Это не я. Вернее… это случайность.

Оденсе нахмурилась, в ее памяти всплывали разрозненные картинки.

– Он кричал, что убьет меня. Потом упал. Да, это не ты… Он упал из-за меня.

– Его задела Полночная Звезда, – перебил монах. – Не смотри так, на самом деле все вышло случайно…

– Нет-нет! – Оденсе помогала монаху. Ее руки словно предугадывали каждое его действие. – Он упал до того, как эта черная шаровая молния пронеслась мимо. Он прикоснулся ко мне, и его словно пронзила боль, я вспомнила его глаза – как будто раскаленным острием пронзили позвоночник. Он упал, и только потом, вспарывая одежду, пролетела твоя Звезда. Да, все было именно так… – Она замерла, потрясенная пришедшей в голову мыслью. – Я убила его? Я на это способна? Как так, Листопад?

159